2. Вторая книга серии 1+1=? - Страница 37


К оглавлению

37

– Кира, – шепчет он одними губами, едва слышно.

– Привет, – хриплю я в ответ, – Почему ты здесь?

– У тебя что—то болит? Позвать доктора, чтобы тебе дали обезболивающее?

Я попыталась отрицательно качнуть головой, но моя шея не поворачивается, а лёгкое движение отдаётся резкой болью в спине.

– Не шевелись, малыш. У тебя на шее эта штука, – он медленно выпрямляется и придвигается ко мне ближе, громко гремя ножками стула по полу, – Тебе пока нельзя двигаться.

– Хорошо, – выдыхаю я, – Ты ответишь на вопрос?

– Какой? – Артур удивлённо моргает, и молчит, до тех пор, пока его лицо не проясняется, – Я прилетел сразу, как мне позвонил Джексон, – он коротко хмурится и трёт лицо ладонью.

– Где он? – мой голос словно чужой: такой хриплый, скрежещущий.

– Дома, отсыпается. Мы по очереди дежурим возле тебя по ночам.

Горячая ладонь на секунду прикасается к моему лицу, и я зажмуриваюсь, впитывая это далёкое, почти забытое ощущение. Он привстаёт и наклоняется, чтобы мимолётно поцеловать меня в губы, потом в нос, лоб, а затем в уголки моих глаз, собирая крошечные слезинки.

– Ты как? – спрашивает Артур, нависнув надо мной.

– Жива. Вроде бы, – вяло улыбаюсь я.

– Ну и напугала ты нас, – он вздыхает и опускается на свой стул, который противно поскрипывает под весом его тела.

– Сколько… – язык заплетается, когда я пытаюсь произнести эти слова, – Сколько погибших?

– Больше пятидесяти, – Артур снова трёт лицо ладонью, а потом зарывается в них, закрываясь, – Я думал, что потерял тебя, – приглушённо говорит он.

Я молчу. Что я могу ответить на это? Любые слова будут пустым звуком; к тому же, я сама чуть не потеряла себя, сходя с ума от боли.

– Поздравляю, – тихо говорю я, в надежде отвлечь его, – Ты стал папой.

Слабая улыбка трогает мои губы, когда он поднимает голову и смотрит на меня удивлённо. Потом на его лице появляется выражение отстранённости, и я невольно морщусь от резкого контраста тепла и холода, которые постоянно появляются в его глазах.

– Она не моя. Я всё—таки сделал ДНК.

Мои губы округляются, и я открываю рот, чтобы сказать хоть что—то, но он перебивает:

– Я знал, что так будет. И я не был счастливым ни в один день, с тех пор как ты уехала. Я не чувствовал счастья до вот этого, – он очертил указательным пальцем комнату и уставил его на меня, – Момента.

– То есть, тебе нравится вид беспомощной меня с корсетом на шее? – я невольно ухмыляюсь, а потом широко улыбаюсь, когда его лицо исказила гримаса ужаса.

– Я не это имел ввиду, – хмуро говорит он, сжимая мою ладонь.

Глубоко вздохнув, я еле произношу:

– Я знаю. Что будет дальше?

– Мы тебя подлатаем, поставим на ноги; ты допишешь свою книгу, и она станет бестселлером, – с улыбкой говорит Артур.

На меня наваливается дикая тоска, и я с трудом сдерживаю крик, от ощущения давления на моей груди. Теперь я могу сравнить это с тем самым чувством, когда тебя придавило бетонной плитой, да.

– Ничего не выйдет. Со мной расторгают контракт, – сухо произношу я, прикрыв глаза.

– Почему?

– Кто—то прислал в издательство фотографии.

– Что за бред?

– Марина позвонила мне перед тем, как… – медленно вздохнув, я чувствую отголоски жгучей боли в лёгких, и сдавленно сиплю, – Книги не будет.

– Ерунда какая—то, – тихо говорит он.

– Это неважно.

11

Через неделю мне разрешили приподниматься, и я потихоньку стала питаться самостоятельно. Оказалось, что моё лечение и пребывание в отдельной палате полностью оплачено господином Филатовым Артуром Генриховичем, который практически безвылазно находился со мной с тех пор, как я пришла в себя. Я уговаривала его поспать по—человечески, но он упорно отказывался уходить; поэтому нам просто поставили дополнительную кровать, которую Артур сразу же придвинул вплотную к моей. Я не могла поворачиваться и шевелиться, поэтому просто лежала на спине, а он обнимал меня одной рукой и зарывался лицом в мои спутанные волосы.

Джексон появлялся каждый день после работы, а почти всю пятницу и субботу находился рядом. Я попросила принести мне ноутбук, но он отказался, мотивируя это тем, что в новостях слишком много говорят о трагедии. Наверное, он прав, и мне пока не стоит видеть и читать об этом, потому что воспоминания слишком свежи.

Натали тоже заходила, всегда с корзиной фруктов и шоколадных конфет в руках; с неизменной улыбкой и шутками про своих клиентов. Артур назвал её «потешной путаной» как—то раз, и я долго смеялась сиплым смехом над этим прозвищем. Ещё больше я хохотала (если лающие смешки можно так назвать), когда Джексон поприветствовал его: «Эй, привет, музейный экспонат» и лицо Артура вытянулось до невозможности и исказилось гримасой гнева; но тут же сменилось широченной улыбкой, едва Женька хлопнул его по плечу и каркнул: «Расслабься, Арчи».

Вопрос с издательством до сих пор был открытым, и я, честно признаться, боялась даже думать об этом. Возвращать аванс, пусть небольшой, но всё же; оплачивать неустойку – откуда я возьму такие деньги? Просить у Артура для меня было просто невозможным, он итак тратил бешеные суммы на моё лечение, а впереди ещё долгая физиотерапия и восстановление. У меня были сломаны три ребра, бедро и ключица; травма шеи; к тому же кожа на руках в некоторых местах была содрана почти до кости осколками и арматурой. Когда мне меняли повязки, и я впервые увидела свои руки, я вскрикнула от ужаса – огромные, уродливые швы лилового цвета бугрились от запястьев к локтям.

37